Стейнбек Джон - Жемчужина

Джон Стейнбек
Жемчужина
"В городе рассказывают об одной огромной
жемчужине - о том, как ее нашли и как ее снова
лишились. Рассказывают о ловце жемчуга Кино, и его
жене Хуане, и о ребенке их Койотито. Историю эту
передавали из уст в уста так часто, что она
укоренилась в сознании людей. И как во всех
историях, рассказанных и пересказанных множество раз
и запавших в человеческое сердце, в ней есть только
хорошее и дурное, только добро и зло, только черное
и белое и никаких полутонов. Если это притча, может
быть, каждый поймет ее по-своему и каждый увидит в
ней свою собственную жизнь. Как бы то ни было, в
городе рассказывают, что..."
I
Кино проснулся в предутренней темноте. Звезды все еще сияли, и день
просвечивал белизной только у самого горизонта в восточной части неба.
Петухи уже перекликались друг с дружкой, и свиньи, спозаранку начавшие
свои нескончаемые поиски, рылись среди хвороста и щепок в надежде, что
где-нибудь отыщется не замеченное ими раньше съестное. За стенами
тростниковой хижины, в зарослях опунций, чирикала и трепыхала крылышками
стайка маленьких птиц.
Кино открыл глаза и посмотрел сначала на светлеющий квадрат - это
был вход в хижину, потом на подвешенный к потолку ящик, где спал
Койотито. И наконец, он повернул голову к Хуане - к своей жене, которая
лежала на циновке рядом с ним, прикрыв синей шалью ноздри, грудь и
спину. Глаза у Хуаны тоже были открыты. Кино не помнил, чтобы,
проснувшись, он когда-нибудь не встретил взгляда Хуаны. Ее темные глаза
поблескивали маленькими звездочками. Она смотрела на него, и так бывало
всегда, когда он просыпался.
Кино услышал легкий всплеск утренней волны на берегу. Слушать это
было приятно - Кино опять закрыл глаза, чтобы вникнуть в звучащую в нем
музыку. Может быть, так делал только он один, а может быть, так делали
все люди его народа. В давние времена люди его народа были великими
слагателями песен, и, что бы они ни делали, что бы они ни слышали, о чем
бы они ни думали - все претворялось в песнь. Это было очень давно. Песни
остались и по сию пору; Кино знал их все, а новых песен не прибавлялось.
Это не значит, что у каждого человека не было своей собственной песни.
Вот и сейчас в голове у Кино звучала песнь, ясная, тихая, и если бы Кино
мог рассказать о ней, он назвал бы ее Песнью семьи.
Ноздри у Кино были прикрыты краем одеяла, чтобы не дышать сырым
воздухом. Его глаза блеснули в сторону - на легкий шорох. Это почти
бесшумно вставала Хуана. Ступая крепкими босыми ногами по земляному
полу, она подошла к ящику, где спал Койотито, и наклонилась над ним и
сказала ему какое-то ласковое словечко. Койотито посмотрел на нее,
закрыл глаза и снова уснул.
Хуана подошла к ямке для костра, откопала уголек и стала раздувать
его, ломая и подкладывая в ямку сухие ветки.
Кино тоже встал, накинул одеяло на голову, на плечи и прикрыл им
ноздри. Он сунул ноги в сандалии и вышел смотреть восход солнца.
За дверью он присел на корточки и подобрал одеяло к коленям. Он
увидел, как высоко в небе над Заливом яркими пятнами вспыхнули маленькие
облачка. К нему подошла коза, она повела носом и уставилась на него
холодными желтыми глазами. Тем временем за спиной у Кино Хуана разожгла
костер, и яркие блики стрелами протянулись сквозь щели в стене
тростниковой хижины, легли зыбким квадратом через порог. Запоздалая
ночная бабочка порхнула внутрь, на огонь. Песнь семьи зазвучала позади
Кино. И ритм семейной песни бился в жернове, которым Хуана молола
кукурузу