Стаут Рекс - Учебная Стрельба

Рекс Стаут
УЧЕБНАЯ СТРЕЛЬБА
Человек лежал на койке возле окна в одной из палат французского
военного госпиталя в Тулоне. Доктора Дюмэна, устроившего мне экскурсию по
этажам, позвали в соседнюю палату - к пациенту, у которого начался бред, -
но перед тем, как уйти, он успел сказать мне, что человека зовут Бонно и
что два дня назад тот выстрелил себе в грудь в казарме форта.
Я ринулся было за доктором, решив воспользоваться случаем и улизнуть -
на сегодня госпитальных сцен с меня было довольно, - но, уже перешагивая
через порог, услышал за спиной хриплый дрожащий голос:
- Monsieur...
Я нерешительно остановился. Человек на койке у окна повернул голову в
мою сторону и смотрел на меня глазами, в которых читалось острое,
невыносимое страдание.
Очертания тела под белой простыней, свесившаяся на пол рука, голые
массивные плечи свидетельствовали о том, что передо мной крупный
мускулистый парень. Его шею и верхнюю часть груди скрывали бинты. Но эти
детали всплыли в моем сознании гораздо позже. В тот же момент все мое
внимание было приковано к глазам, пламеневшим агонией, словно два уголька,
и я подумал тогда, что никакая физическая боль не может стать причиной
такой пронзительной муки.
Пока я стоял так, разглядывая его, мощная загорелая рука шевельнулась.
- Monsieur, sil vous plait... {Месье, прошу вас... (фр.)} - прошептал
раненый.
Я подошел к койке:
- Принести вам стакан воды?
Он покачал головой:
- Нет, я не испытываю жажды, месье... только здесь... - он положил
ладонь на грудь, - жажда смерти. - Его глаза блеснули. - Месье -
англичанин?
- Нет, американец, военный корреспондент. Я могу вам чем-нибудь...
- Это еще лучше, - перебил он. - Месье, сделайте мне одолжение...
Здесь не к кому больше обратиться - они все французы и только посмеются
надо мной из презрения.
- Но вы же сами француз, - заметил я, совершенно сбитый с толку.
- Нет! - выкрикнул он с неожиданной горячностью, но, искоса взглянув
на троих пациентов в другом конце палаты, тут же понизил голос до
лихорадочного шепота и повторил: - Нет. Даже если так, то прежде всего я -
Бонно. Вы поймете, когда я все расскажу вам - я должен вам рассказать. Я
должен рассказать кому-нибудь. Это длинная история, а доктор может скоро
вернуться. Вы выслушаете меня, месье?
Я кивнул - мне и правда стало любопытно. Вот так я и узнал историю
Жозефа Бонно.
Прежде чем поведать ее вам, хочу сказать, что она станет достоянием
общественности с полного и добровольного согласия его старухи матери,
которую я повидал через неделю после той встречи в госпитале - Бонно сам
дал мне ее адрес в Париже. И еще: я действительно не вижу в этой истории
ничего позорного ни для него, ни для кого-либо другого.
Постараюсь передать этот рассказ его же собственными словами, но, если
вы хотите понять, до какой степени он поразил меня самого, вы должны
держать в памяти голые стены тоскливой госпитальной палаты, белые простыни
и бинты, большие загорелые руки, лихорадочно сжимающие край одеяла,
блестящие глаза, наполненные страданием. И голос - низкий и хриплый,
срывающийся от волнения. Когда рассказчик замолкает, чтобы прочистить
горло, черты его лица искажаются от боли в груди, изуродованной раной,
которую он нанес себе сам.
Но он мужественно продержался до конца, и я, помнится, ни разу не
прервал его.
- Я родился в Эльзасе, - начал Бонно, - в городке под названием
Кольмар, что в пятнадцати милях от французской границы. Мы оба там родились
- мой брат Теодор и я. Он был на шес